О чем поэты пишут свои стихи? Традиционно, на протяжении тысячелетий – от древневавилонского эпоса о Гильгамеше, от патетической «Илиады» и романтической «Одиссеи» великого слепца Гомера до, скажем, Виктора Цоя, как последнего общепризнанного русского поэтического идола с его бесшабашной «Группой крови на рукаве»? И до наших совсем уже странных онлайн-дней?
…О героях, о прекрасных дамах, о любви и о страсти, о морях, островах, лугах, долинах, о манящих далях и дальних странствиях… Однако в конце каждого культурного цикла наступает такая эпоха, когда герои начинают казаться картонными и смешными наподобие сервантесовского Дон Кихота, прекрасные дамы – расчетливыми шлюхами а ля Манон Леско, а моря, долины и горы – докучными декорациями; и тогда вдруг оказывается, что «…пахнет плохими духами скошенная трава» (Михаил Кузмин). Наступают эпохи «а о чём бы ещё эдаком написать»?
На закате эллинского театра на смену великим трагикам Эсхилу, Софоклу и Эврипиду пришёл лукавый насмешник Аристофан. В самом конце Античности возникли прославленный «Сатирикон» Петрония, герои которого ни во что не верили, были предельно циничны и пресыщены наслаждениями, жили «по приколу», и маленькие рассказы написанные на эллинистическом койне (на основе ионического диалекта древнегреческого языка) сирийца Лукиана, лихо пародирующие диалоги возвышенного Платона. Самый известный, к слову, герой прозы Лукиана – муха. Просто муха, обычная, навозная.
Под занавес традиционной христианской европейской цивилизации, воздвигавшей величественные готические соборы и певшей не менее величественные и проникновенные пасхальные оратории Себастиана Баха, когда жители континента решительно перестали верить в Благодать и Милость Божию и начали так же откровенно «прикалываться», как древние римляне периода упадка Империи, возникла эпоха Рококо, чьим запоздалым ребенком оказался родившийся в Марселе в год Первого итальянского похода Бонапарта Огюст-Марсель Бартелеми. К слову, умер Бартелеми в 1867-м, в год смерти Шарля Бодлера (!!!), который был моложе его на целую четверть века, пережив, таким образом, родную ему эпоху Рококо на полстолетия с лишком.
A bas l’antique Dieu qu’invoquent les poètes!
Долой ветхого Бога, к которому взывают поэты!
(как далее следует из текста, под Богом с большой буквы здесь подразумевается покровитель поэтов и предводитель муз Аполлон Мусагет)
Так, совершенно в духе «Войны богов» Эвариста Парни или написанной в подражание ей «Гавриилиады» Пушкина, начинает свою «табачную» поэму в трех песнях гламурный французский виршеслагатель Огюст-Марсель Бартелеми.
Немного биографии. Бартелеми – подлинный француз своего времени, прагматик и карьерист, в чем-то похожий на стендалева Жюльена Сореля или на более позднего мопассановского Вel ami Жоржа Дюруа. Он по возрасту не успел застать апофеоза Бонапарта и пропустил возможность подняться по социальным лифтам, бешено активным в пору наполеоновских бурь. Его первый литературный триумф состоялся в 1825 году, когда он опубликовал поэму «Священное таинство Карла Х», посвященную коронации нового монарха прекрасной Франции. Поэту было уже 29, эффект был хорошо рассчитан, и Бартелеми получил свои бонусы от благодарного короля. Но вскоре поэт венценосцу наскучил – обычная история, вспомните недолгую дружбу Императора Николая I и Пушкина – и за неимением придворных заказов, Бартелеми начал обслуживать своими сатирами оппозицию. И дообслуживался до заключения в тюрьму и штрафа в 1000 франков (огромная сумма по тем временам!) в 1829 году. Однако июльская революция 1830-го освободила предприимчивого литератора, как за сорок лет до этого Великая французская революция дала свободу другому скандальному писателю – узнику Бастилии и Шарантона маркизу де Саду. Говорят, Бартелеми брал деньги и за молчание – за то, чтобы не писать свои ультра-популярные сатиры на ту или иную personne vraiment importante (V.I.P.).
Так или иначе, но в 1844 году, приближаясь к своему полувековому юбилею, скорее всего, по заказу каких-то производителей и/или продавцов табака и сигар поэт Бартелеми создал если и не самую заметную в его творчестве, то, в любом случае, интересную каждому мыслящему курильщику, поэму в трех песнях «Искусство курить или Трубка и сигара» с небезынтересными авторскими примечаниями. Своим нарочитым дидактизмом поэма напоминает наставления из «Трудов и дней» Гесиода.
Итак, первая песня поэмы именуется «Трубка». Бартелеми в ея начале говорит о том, что ему не нужны для вдохновения ни Аполлон, ни музы, но нужно прилечь поудобнее, выпить кружку грога с ромом, и чтобы «божественный наркотик с Кубы заполнил голубыми хлопьями дыма мой поэтический диван».
И далее: «Но прежде всего, я должен объявить: я воспеваю только трубку и сигару; а что до рассыпного табака, в нем много прелестей, я согласен, но что с ним делать? Он меня не вдохновляет!» Далее Бартелеми со свойственным ему злым сарказмом высмеивает нюхателей табака, описывает насколько они бывают смешны во время получения своего убогого, по мнению поэта, удовольствия. Совсем не то курильщики трубки или сигар! Затем следуют инструкции, как нужно правильно и красиво курить трубку, как курят в разных частях света, и какие вообще существуют виды курительных трубок. И всё это в самых изысканных и изощренных стихах!
Вторая песня «LE CIGARE» начинается со слов благодарности и благословения Испании, где, собственно, и были придуманы сигары:
S’il est vrai que l’Espagne inventa le cigare,
Nous devons la benir pour un bienfait si rare;
Коль правда, что Испания изобрела сигару,
Благословить должны её за этот дар мы!
(перевод Вячеслава Кочнова)
При этом поэт выражает недоумение, как же можно было Испании «заключить недостойный пакт с сигаретой», этой жалкой пародией на благородную сигару. Глядя на то, во что сейчас превратилась т.н. «сигарета», трудно не оценить провидческие слова Бартелеми!
После ряда описаний практической стороны раскуривания сигар, Бартелеми, к нашему сожалению, большая часть текста Третьей песни посвящает нападкам на сигареты, а также на торговлю табаком в аптеках, и на тот факт, что найти настоящую гаванскую сигару в Париже очень непросто. Строк, посвящённых собственно смакования курения сигары, не так уж и много.
Третья песня поэмы называется «Табак», и в ней помещены рассуждения о благотворном воздействии табака на клетки мозга, которые под его воздействием, по мнению Бартелеми, наполняются утонченным наслаждением.
В конце работы – авторские примечания с отсылками к Овидию и другим классическим авторам, аллюзия на произведения коих можно встретить на страницах поэмы. Жаль, что для широкого читателя «Искусство курить или Трубка и сигара» малодоступна – её перевода на русский язык не существует. Ведь поэма превосходна с чисто литературной точки зрения и позволяет понять, почему Бартелеми был при жизни столь востребован различными политическими и коммерческими заказчиками и популярен у читателя.
Переворачивая последнюю страницу книжицы, хочется немедленно бросить все и бежать в табачную лавку за доброй гаванской сигарой. Впрочем, кто или что нам может помешать это сделать?
_600x300_4dd.jpg)
